На этом страшном кадре – Киев,
сентябрь 1941 года. Бабий яр. Мать за секунду до гибели прижимает к себе
ребенка. Человек в форме СС, который убьет ее и ребенка через
секунду-другую – не немец. Он украинец, точнее – уроженец Западной
Украины, из Житомира. Служил в дивизии «Галичина», а с 1943 года
участвовал в работе айнзатц-групп.
Откуда такие подробности? Практически от
него самого. Эту фотографию изъяли партизаны вместе с документами и
армейским жетоном. Изъяли, когда обыскивали его тело. Чудовищная
фотография станет одним из самых красноречивых свидетелей жертв нацизма
на Нюрнбергском процессе.
Но больше всего поражает, что вот эта
фотография хранилась среди личных вещей убитого бандеровца. Вместе с
семейными карточками, письмами домой лежало вот ЭТО. Бережно хранилось –
фото на память. Может, даже для семейного альбома. С гордостью детям и
внукам на старости лет показывать: вот, дескать, как я «отважно воевал»
за самостийну Украину когда-то…
Немцы убивали евреев, русских,
белорусов, украинцев. И украинцы убивали евреев, русских, белорусов,
украинцев. Только первые делали это равнодушно или иногда даже с
отвращением (но не из жалости к жертвам, а потому что «грязная», не
достойная арийского сверхчеловека работа), а украинцы из Галичины и ряды
областей Зап. Украины делали это весело, с удовольствием и огоньком.
Ни тех, ни других подобные «нюансы» не оправдывают. Зато это различие многое говорит об украинцах.
Несколько лет назад мне довелось
прочитать в добротном переводе с польского книгу о Волынской резне и
вообще о бандеровском движении (в течении всего нескольких лет в Польше
такие книги иногда выпускались. У нас их не выпускали вообще – исходя из
идиотской «дружбы народов»).
Одна из глав – при всех немыслимых
жестокостях этой книжки – поразила меня больше всего. Это отрывки или
полные версии писем бандеровцев своим родным, друзьям, однополчанам. И
вот пишет такой «человек» о прекрасном будущем Украины (без жидiв и
москалей) и о задушевных спорах и мечтах о ней с однополчанами,
вспоминает любимый стих какого-то украинского поэта про природу и дом, а
потом без перехода теми же словами описывает, как насиловал и убивал
десятилетнюю девочку – теми же эмоциями, почти задушевно. Пишет, как
потом лежал на труппе, курил и думал о вольной Украине. А потом снова – о
посиделках на привале, о хате и мамке старенькой.
Были там письма и пострашнее, иногда
встречались «почти» без зверств. Важней другое. Немцы, хоть и не все –
понимали, что творят зло. Но оправдывали себя идеей, необходимостью,
войной, приказом. Даже твердолобые наци подсознательно, подстрочно
искали себе оправдания.
Эти – никогда. «Зла» как понятия для них
не существовало. Убить жида, поляка и русского – добро всегда. Убить
украинца – зло, но если украинец «неправильный» (например, плохо говорит
на мове или не с тем акцентом, помогает и жалеет тех же евреев,
русских, поляков) – опять же добро.
Иногда даже хорошего украинца убить
добро – если ради воли и Украины (из всех воевавших на той озверелой
войне армий только бандеровцы массово убивали своих же раненых в ходе
отступлений или даже наступлений – чтобы не задерживали продвижение
отрядов).
Степан Бандера в 1941 году, вступая во
Львов и готовя «хлопцев» к «работе» напутствовал их такими словами:
«Только Украина, ее воля и образ пречистый имеют значение для нас. Если
вы спросите меня, скольких украинцев можно и потребно убить ради воли и
УКраины, то я отвечу лишь – сколько их можно и потребно оставить».
Все это имеет самое непосредственное
отношение к дню сегодняшнему. Горящие заживо люди в Одессе. Превращенные
в город-призрак Славянск, убитые женщины и дети, расстрелянные
журналисты, взорванный над Луганском пассажирский самолет, говорит об
одном – они вернулись.
Прямые и идейные потомки тех, кто шел
тогда за Бандерой, Шухевичем, Коновальцем… и иже с ними. А мы попали в
паршивую ситуацию, потому что не поняли главного – они ИНЫЕ.
Вчера наблюдал переписку двух
пользователей (не у себя на странице). Оба отчаянно писали третьему, что
НИКТО не взорвет специально пассажирский лайнер. Что этого не может
быть потому что не может быть никогда!
Что украинцы взорвали самолет по ошибке. Они НЕ МОГЛИ сделать этого специально, обдуманно, нарочно.
Мы не хотим верить, что есть люди,
готовые добровольно убить себя, свой народ, соседний народ, весь мир
ради не идеи даже, а чувства. Чувства ненависти ко всему неукраинскому.
А вот немецкие солдаты и даже видевшие
концлагеря офицеры СС писали о «нечеловеческой ненависти» в глазах тех
украинцев. Сегодня мы снова наблюдаем эти глаза и что творят их
обладатели. Смотрим, но не хотим видеть.
Бедные, их обманули! – сокрушаемся мы. — Наступит зима и как они бедные будут скакать и прыгать, бегать и убивать?!
Поверьте, будут прекрасно. Ненависть
согреет куда лучше нашего газа. А не согреет, так можно пойти и устроить
пожар у соседа и погреться у огня от его догорающей хаты, насилуя его
женщину и забавляясь, убивая его детей.
С ненавистью можно потребовать этот газ и тебе, может статься, его отдадут. А потом, забрав газ, все равно убить. Из ненависти.
Мы совершили страшную ошибку. И за эту
ошибку теперь будем платить самую высокий цену. Евреи, столкнувшись с
нацизмом – берегут, лелеют и хранят память об этом зле. Они детей своих
водят в музеи, концлагеря и показывают ВСЕ. Не щадят детскую психику.
Чтобы до боли, до слез впечатали в память, в каждую клетку своего тела,
что такое нацизм и почему его нужно уничтожать.
А у нас под боком родилось зло пострашнее – украинцы-бандеровцы. Более упрямое, жестокое, бесчеловечное. И более живучее.
Но мы предпочли забыть, вычеркнуть его
из памяти. Чтобы «не портить отношения» мы не открывали музеи и
мемориалы; мы не писали книги, не выпускали фильмы, не давали слово еще
помнившим старикам.
Помню, как однажды мой дед пришел домой
накануне майских праздников в слезах. Это было сильно и непривычно. Даже
на День Победы он лишь украдкой пускал слезу, а тут разом постаревший и
льющий слезы человек…
Уже потом он рассказал, что на школьной
линейке, куда его пригласили как военного героя, ветерана и большого
партийного человека, он вместо парадных рассказов об однополчанах
попытался рассказать школьникам о том, что увидел на Украине – в Киеве,
во Львове, на Волыни… Ему не дали говорить и десяти минут. Учительница и
завуч буквально вытолкали его с линейки.
— Как вы смеете! Тут же могли быть и украинцы, украинские дети! – кричали ему уже в коридоре.
А дед, всхлипывая, говорит потом
полутрезвый, что мы ОБЯЗАНЫ помнить. Помнить не только о совершенных
преступлениях. Помнить, что это были ИНЫЕ люди. «Они не такие как мы» —
говорил мне дед и говорил, что не дай бог для России и русских, если они
«вернутся».
Сегодня Украина оказалась под властью бандеровцев. На наших глазах они строят общество и государство своей изуверской мечты.
А мы не понимаем, не хотим понимать, что эти люди способны на любое преступление, на любое насилие. На любую подлость.
Когда сжигали людей в одесском Доме
профсоюзов, казалось – страшней ничего быть не может. Когда Славянск
ровняли с землей с горы Карачун, казалось – ничего бесчеловечнее быть не
может. Когда в четверг малазийский самолет рухнул с 10 километров,
казалось – ничего подлей быть не может. Но логика, разум, слова и
воспоминания деда подсказывают мне, что может. И будет.
Мой давно ушедший с журавлиным клином дед был прав. А я и мы все ошибались.
Скоро мы все это поймем. Главное, чтобы не было поздно.
Александр Петраков
