Упрощенные решения проблем по Ф.А. Искандеру

Упрощенные решения проблем по Ф.А. Искандеру «Платон считал, что идеальным государством должны управлять философы, а Ленин, разумеется, знал Платона. Начав строить свое идеальное государство, он всех философов выслал из страны. Вообще история России - это история упрощённых решений. Вот беглый взгляд на эти решения нашего века. Расстрел мирной рабочей демонстрации в 1905 году - трагически упрощённое решение. Коллективизация - трагически упрощённое решение. Освоение целины, попытка повернуть северные реки - всё это упрощённые решения. Список этот можно было бы продолжить до бесконечности. Упрощённые решения - подсознательное желание за внешней грандиозностью скрыть внутреннюю пустоту. Наша знаменитая широта - следствие отсутствия чувства формы. Отсутствие чувства формы - следствие нашей государственной и гражданской неугнездённости. Если люди, проводящие сегодня реформы в России, не будут иметь главную психологическую сверхзадачу - угнездить на пространствах России наш народ, они ничего не добьются. Угнездиться - значит жить для своего дома, для своих детей под защитой своих законов. И это у нас называлось мещанством. Угнездённый человек не только приобретает душевный покой, у него вырабатывается чувство формы, чувство нормы. Он сообразует свои душевные порывы с возможностями своего гнезда, он надежен, он не склонен к авантюрным решениям. Человек угнездённый, конечно, не может устранить страдания вообще, но он принимает страдания в разумных рамках защиты своего гнезда. Так ласточка принимает страдания, храбро защищая своёе гнездо с птенцами. Страдания за судьбу своей родины - продолжение страдания за свой дом, свое гнездо. Страдания от бюрократии - неразумные страдания, и тут человек не обязан их терпеть, он имеет право на протест. Человек смертен и близкие его смертны, и поэтому он должен быть готовым, так сказать, к разумным страданиям. Угнездённость и помогает ему переносить разумные страдания. В России всегда, в силу определённых исторических причин, было достаточно много неугнездённых людей. На талантливых рассказах о босяках Горький сделал себе большое литературное имя. Первая мировая война увеличила количество неугнездённых людей - в основном за счёт дезертиров. Количество перешло в качество. Таких людей легко было поднять на революцию под безумным лозунгом создания общечеловеческого гнезда. Социальные и философские идеи, обещающие человеку в будущем устранить всякие страдания, - лживы и вредны. Они не только разоружают человека перед будущими страданиями, которые нельзя устранить, но, главное, делают его в настоящем предельно жестоким к тем людям, которые якобы мешают осуществить идиллическое будущее. Всё это плутовство революционных плутаний, именовавшихся в советской литературе романтикой». Искандер Ф.А., Куда ж нам плыть? / Яблоня, шелестящая под ветерком. Автобиографическая проза, М., «Материк», 2002 г., с. 323.

Вред, причиняемый бездумным злоупотреблением псевдонаучных утверждений

Ошибочные претензии учёных на всезнание по Фридриху Хайеку «Вред, причиняемый бездумным злоупотреблением псевдонаучных утверждений, внушает серьёзные опасения. Особенно хотелось бы подчеркнуть - не только в экономике, но и в антропологии вообще - особенность: чем больше видимости научности, тем её меньше на самом деле. Ждать от науки больше, чем могут позволить её методы, значит не понимать главного, результаты будут удручающими. Прогресс естественных наук превзошёл все ожидания, никто не рискует говорить о границах познания. Способность прогнозировать и контролировать процессы вселяет в нас уверенность, что и общество можно слепить по нужному образцу. В противовес сциентистскому энтузиазму интуиции социологов чаще всего лишают уверенности. Неудивительно, что именно с ними трудно смириться нашим молодым коллегам. Всё же вера в безграничную власть науки часто опирается на ложную предпосылку о том, что научный метод позволяет применять уже готовые техники, наподобие рецептов кухни, для решения социальных проблем. Научную технику освоить куда проще, чем понять специфическую суть конкретных проблем. Несовпадение того, что люди ожидают от науки, и того, что наука на деле может дать, - серьёзная проблема. Трудно эксперту и просто невозможно простому смертному отделить законные требования от незаконных, делаемые от имени науки. Громкая реклама сопровождала выступления участников Римского клуба по проблеме пределов роста, но по поводу критики их позиции пресса почему-то дружно молчала. Не только в области экономики всё чаще слышны призывы ввести в процессы спонтанного типа сознательный контроль. Психология, психиатрия и некоторые разделы социологии, не говоря уже о так называемой философии истории, поражены сциентистскими предрассудками и претенциозностью. Однако спасти репутацию социальной науки можно лишь отказом подражать физическим методам и процедурам, тем более что такие претензии культивируются в стенах университетов. Заслуга Карла Поппера кроме прочего в том, что он показал действительное различие между тем, что можно и что нельзя принимать за научный критерий. Всё же существуют сложные проблемы, например феномен социальных структур, которые заставляют ещё раз напомнить о серьёзном и принципиальном препятствии на пути прогресса человеческого разума - самонадеянности сциентизма. Быстрый прогресс естествознания произошёл там, где наблюдаемые феномены трактовались как функции относительно немногих переменных. Возможно, поэтому предпочитают физику тому, что мы называем феноменами сущностно комплексными. Сложность не в том, что способы формулирования теорий в этих двух случаях различны. Трудность состоит в основе проблемы применения наших теорий к любой особой ситуации реального мира. Теорию, касающуюся комплексных феноменов, следует отнести к огромному множеству частных фактов. Для проверки или прогноза мы обязаны принять во внимание их все. Положим, с помощью компьютера мы можем ввести все необходимые данные. Настоящая и почти неразрешимая сложность заключается в распознании фактических особенностей. Простой пример пояснит суть проблемы. Две команды людей примерно равных возможностей играют в мяч. Если известны те или иные особенности игры и игроков, например способности концентрироваться, тонуса, состояния мускул, лёгких, сердца, можно делать прогнозы, кто победит. Однако мы не можем дать качественную оценку всех возможных фактов, стало быть, исход игры остаётся неизвестным. Можем ожидать, зная правила игры, что некоторых действий быть не должно, но что именно будет, нам знать не дано. Это соответствует так называемому простому предвидению максимума. Там, где действуют организованные комплексы, мы знаем о некоторых, а не всех условиях, значит, известны не все отношения между типами элементов, а прогноз может быть фальсифицирован, что в результате обретет эмпирический смысл. В сравнении с точными расчётами в физике прогнозы максимальных показателей малоутешительны. Но опасность состоит именно в убеждении, что ради научности можно добиваться большего. Это не просто шарлатанство, а что-то худшее. Когда мы начинаем воображать себя вправе и в силе моделировать социальные процессы, быть беде. В физике нет препятствий желать невозможного. Казалось бы, и в социологии новая власть может создать некую новую перспективу. Даже если сама по себе новая власть не так уж плоха, её навязчивое вмешательство помешает действию спонтанных сил порядка, благодаря которым человеку удаётся преследовать собственные цели. Мы только начинаем понимать, насколько тонки механизмы коммуникации в современном индустриальном обществе. Механизм сообщений, называемый рынком, позволяет задействовать рассеянные потоки информации способом, недоступным для сознательного регулирования человеком. Если мы хотим улучшения социального порядка, то следует научиться следовать логике сложных образований, а не грубо хозяйничать. Не сгибать свою модель к нужной форме, а, наподобие садовника, культивировать явления, как растения, для улучшения условий роста. Опасная атмосфера растущей власти, рождённая точными науками, опьянение успехами привело к попытке воплотить лозунг «покорить природу» в духе подчинения не только внешней среды, но и внутренней, разумной природы. Признание собственных границ учит смирению, а также учит, как противостоять тем, кто ведёт губительную борьбу за контроль над умами себе подобных. Самонадеянность опасна, ибо разрушает цивилизацию, выросшую благодаря свободному творчеству миллионов людей». Фридрих Хайек, Познание, конкуренция и свобода / Состав.: Д. Антисери, Л. Инфантино, СПб, «Пневма», 2003 г., с. 43-45.

Источник: http://vikent.ru/enc/4410/

Концепция научных революций

Концепция научных революций по Томасу Куну «Наука, которая не решается забыть своих основателей, погибла» Альфред Уайтхед По мнению Томаса Куна, научные проблемы неразрешимые в рамках общепринятой старой парадигмы, свидетельствуют о нарастании в науке аномалий (научных кризисов), которые часто сопровождающейся сменой старой парадигмы на новую… «Наиболее очевидные примеры научных революций представляют собой те знаменитые эпизоды в развитии науки, за которыми уже давно закрепилось название революций. Поэтому […] мы не раз встретимся с великими поворотными пунктами в развитии науки, связанными с именами Коперника, Ньютона, Лавуазье и Эйнштейна. Лучше всех других достижений, по крайней мере в истории физики, эти поворотные моменты служат образцами научных революций. Каждое из этих открытий необходимо обусловливало отказ научного сообщества от той или иной освящённой веками научной теории в пользу другой теории, несовместимой с прежней. Каждое из них вызывало последующий сдвиг в проблемах, подлежащих тщательному научному исследованию, и в тех стандартах, с помощью которых профессиональный учёный определял, можно ли считать правомерной ту или иную проблему или закономерным то или иное её решение. И каждое из этих открытий преобразовывало научное воображение таким образом, что мы в конечном счёте должны признать это трансформацией мира, в котором проводится научная работа. Такие изменения вместе с дискуссиями, неизменно сопровождающими их, и определяют основные характерные черты научных революций. Эти характерные черты с особой чёткостью вырисовываются из изучения, скажем, революции, совершенной Ньютоном, или революции в химии. Однако те же черты можно найти (и в этом состоит одно из основных положений данной работы) при изучении других эпизодов в развитии науки, которые не имеют столь явно выраженного революционного значения. Для гораздо более узких профессиональных групп, научные интересы которых затронуло, скажем, создание электромагнитной теории, уравнения Максвелла были не менее революционны, чем теория Эйнштейна, и сопротивление их принятию было ничуть не слабее. Создание других новых теорий по понятным причинам вызывает такую же реакцию со стороны тех специалистов, чью область компетенции они затрагивают. Для этих специалистов новая теория предполагает изменение в правилах, которыми руководствовались учёные в практике нормальной науки до этого времени. Следовательно, новая теория неизбежно отражается на широком фронте научной работы, которую эти специалисты уже успешно завершили. Вот почему она, какой бы специальной ни была область её приложения, никогда не представляет собой (или, во всяком случае, очень редко представляет) просто приращение к тому, что уже было известно. Усвоение новой теории требует перестройки прежней и переоценки прежних фактов, внутреннего революционного процесса, который редко оказывается под силу одному учёному и никогда не совершается в один день. Нет поэтому ничего удивительного в том, что историкам науки бывает весьма затруднительно определить точно дату этого длительного процесса, хотя сама их терминология принуждает видеть в нём некоторое изолированное событие». Томас Кун, Структура научных революций, М., «Аст»; «Ермак», 2003 г., с. 25-26.